Десятилетка. Специальная музыкальная школа. Колледж. Школа для одаренных детей… Так или иначе назывался этот музыкальный Хогвартс официально по документам или между учениками. Но суть оставалась всегда одинакова — это другое, непохожее ни на что место.
Точка на карте Свердловска, появившаяся в разгар Великой войны в 1943 году. Точка на карте России, одна из девяти подобных, в которые интегрирована система общеобразовательных предметов и программа профессионального музыкального обучения. Одна из девяти, но совсем особенная.
Попадая сюда, ты, человек сторонний, растворяешься моментально, перестаешь думать о том, что есть и происходит вне этих стен, кожей ощущая пространство, пропитанное целым сгустком эмоций. Например, уважением. Уважением к музыке, уважением к преподавателям, уважением к детям, уважением к культуре. И еще — любовью. Очень семейной, домашней.
Тебя, незнакомца все встречные дети за что-то (мы привыкли, что в обычной жизни такие преференции нужно заслужить) скажут: «Здравствуйте». Но здесь это норма…
О нормах и ненормальности (в понимании обывателя) разговариваем с теми, кто однажды сумел пройти сквозь стену, чтобы уехать с зазеркальной платформы 93/4 в волшебную школу. Бродим по классам и коридорам десятилетки с теми, которые именно здесь стали магами — со вчерашними учениками десятилетки и с сегодняшними студентами Московской консерватории, победителями всевозможных европейских и российских конкурсов талантливыми пианистом Матвеем Шумковым и скрипачом Андреем Зубенко.
Беседу с Матвеем начали с его недавних, еще свежих воспоминаний о школе и размышлениях о нынешних буднях в консерватории.
— Любопытно, ты сравниваешь консерваторию со школой. То есть десятилетка — это такой консерваторский уровень? Понимаешь, о чем я? Ведь обычно никто не сравнивает школу с вузом — это просто два разных мира, две части жизни.
Матвей: — Вот, о чем я думаю: консерватория вряд ли может стать домом.
— А здесь дом?
— Да, совершенно точно — дом.
Помню, когда только поступил в десятилетку (Матвей родом из Ирбита, поступил в десятилетку в 9 класс), приходилось привыкать к более жесткому графику. Вставал очень рано, к 8-9 утра прибегал в школу, занимался на инструменте. Потом 5-6 уроков. Вечером снова за инструмент. В 9 вечера Эльвира Глебовна (Эльвира Архангельская — директор УрСМШ) выгоняла всех со словами: «Детям надо на улицу: дышать воздухом, гулять, отдыхать!».
— Забота?
— Да, здесь нет безразличия. Но я еще и о том, что мы столько времени проводили в школе, что она естественным образом становилась местом бытия. Превращалась в дом.
Разговор наш сопровождается звуками инструментов, доносящихся из всех коридорных уголков и лестничных пролетов — дети занимаются. Здесь так. В одной из лестничных рекреаций Андрей нас тормозит. Остановка первая.
— Я приходил сюда заниматься все годы. Сюда, и еще на пролет выше. Это лучшие места. В школе так было здесь всегда — учеников много, каждому надо позаниматься отдельно. Потому, кто первый встал, тот «в дамках».
Бывало и такое: выходишь, а все везде занято. Но педагог ведь тебя отправил заниматься. И вот ты мечешься и ищешь местечко (смеется).
— С Андреем понятно — взял скрипку и пошел в любой коридор. А пианисты как из положения выходят?
М.: Вот там, в коридоре стояли аж три штуки списанных фортепиано. И на одном из них я начинал учить вещи, которые потом на всю жизнь пригодились.
Проблема с классами для музыкантов — история стандартная обычная. Их нигде и никогда не хватает. В консерватории все также.
А.: Кстати, я обожал кататься по этим лестничным перилам.
Подходим к кабинету на одном из этажей. Остановка вторая. На двери табличка «Кафедральный класс. Вольф Львович Усминский. Заведующий отделением струнных инструментов». Профессор Усминский — легенда не только в десятилетке, а общероссийского и мирового уровня. Заниматься у него значит получить уникальные знание и навыки. Андрей аккуратно берется за ручку, произнося вполголоса с трепетом:
Андрей: К сожалению, закрыто. В этом классе последние несколько лет у меня была специальность с Вольфом Львовичем Усминским.
Матвей: О! Это и для меня очень волнительное место. Здесь проходили экзамены.
Дальше — третья остановка — класс, в котором ребята занимались уроками истории мировой культуры. Кабинет оказался пуст.
Андрей: Все так же. Ничего не изменилось.
Мальчишки садятся за парту. Просим Матвея сыграть что-то на инструменте.
— Как все устроено в специальной музыкальной школе? Чем отличается обучение от обычного?
Матвей: Почти так же, как и в обычной школе. Только времени здесь проводим больше. Учимся в две смены. Начальная школа занимается общеобразовательными предметами и слушает лекции в первую смену. А специальными — во вторую. С 6 класса — все наоборот.
Специальностью в основном тоже занимаемся в школе. Струнники могут еще дома. А вот пианисты здесь. Духовики, ударники — чаще тоже. Дома им особенно не подудеть.
— Чтобы поступить в 1 класс десятилетки, нужно не просто подготовиться, но и отучиться в подготовительном, а потом еще сдать вступительные экзамены, верно?
Матвей: Да, все так. И без способностей и определенного настроя сюда не попасть.
Сначала в классах довольно много учеников. Но со временем дети уходят. Особенно много отсеивается ребят к 6-7 классу, когда ребенок уже может осознанно сам понять: музыка его или не его путь. Но именно в этот момент классы пополняются теми, и часто из других городов, кто к 12-13 годам видит свое будущее только в музыка. То есть ротация и отсев очень серьезные. К концу обучения может остаться 1-2 человека из тех, кто пришел сюда учиться в 1 классе.
У нас, кстати, было целых 2 двенадцатых выпускных класса, при этом, довольно больших (в десятилетке ребята обучаются 12 лет), что необычно. В нашем из 22 человек всего двое тех, кто учился здесь с самого начала и примерно половина ребят из области.
— Андрей. Ты поступил в школу как раз в том нежном возрасте, расскажи про свои мысли, чувства, как уезжал из родного города?
— Первые 4 класса музыкалки я учился у себя в Нижнем Тагиле. Ездил на конкурсы. Были успехи. Меня услышала Ирина Михайловна Мезрина и Вольф Львович Усминский. И родителям педагоги сказали, что нужно думать о получении серьезного образования, поступать в десятилетку.
Пятый класс был очень трудным. Я совмещал 2 школы. Каждый вторник приезжал сюда и занимался специальностью. Год отгонял туда-обратно и понял, что физически это просто невозможно. И уже с 6 класса приехал учиться сюда. К слову, мне не пришлось сдавать вступительные экзамены, мои способности очень хорошо знали, да и к «теоретикам» я ходил весь тот «проездной» год. А вообще, конечно, при поступлении надо пройти экзаменовку.
— А если ребенок хочет поступить в школу, но его не видели на конкурсах?
Андрей: Тогда он приезжает сюда на консультацию на День открытых дверей. Это такой смотр, где тебе говорят подходишь, не подходишь и что исправить по всем предметам, чтобы поступить.
— Как к вам относятся преподаватели по общеобразовательным предметам? Есть послабления?
Матвей: Конечно, здесь работают особенные люди, они понимают, какая у нас цель. Но это не значит, что к нам какое-то особое отношение. И слабоумных учеников здесь точно нет. Ну и потом, учиться все равно надо. Например, ребенок не хочет учить стихи, а это надо. Ну куда музыкант без поэзии? А математика? Математический ум он же нам помогает. Словом, без кругозора из нас ничего и не получится.
Остановка четвертая у тайной комнаты «теоретиков».
Матвей: Легендарное место по названием «каморка». Здесь отдыхают «теоретики». Это словно тайное место для посвященных. Педагоги теоретической кафедры (в школе именно кафедры, как в вузе) собираются в перерывах между парами и пьют чай. Там внутри есть огромная библиотека пластинок. Попасть сюда можно только после выпуска. До того ученикам сюда вход воспрещен.
Андрей: Да, учеником я здесь ни разу не был.
Долго уговариваем ребят заглянуть внутрь. Они мнутся, но стучатся и заходят…
Матвей: — Здравствуйте, а можно Вас найти?
— Можно! Нашел! Здравствуй, мой солнышко! — Слышим голос одного из педагогов.
На бесконечных стеллажах тысячи пластинок с классической музыкой. Ребята садятся за стол. Беседуют с «теоретиками» о делах сегодняшних, о планах на будущее, о жизни. Разговор уже на равных, как с коллегами.
Матвей: Да, это комната для посвященных! Прежде чем туда попасть, надо пройти посвящение, выпуститься. Знаете, пока мы учимся, педагоги обязаны выдерживать субординацию. Ученик все-таки должен быть слегка подчиненным, должен чувствовать, что у учителя есть власть. Иначе и дисциплины не будет. А в десятилетке дисциплина — это все.
— Сейчас у вас с педагогами десятилетки партнерские отношения?
Андрей: Конечно! Мы общаемся на равных, как друзья. И это самое обалденное чувство после выпуска, что у тебя есть выстроенные отношения с прекрасными, мудрыми людьми, которые тебе знают вдоль и поперек, которые понимают, что тебе нужно и куда тебя направить.
— Как же складываются изначально эти отношения «учитель-ученик»? Где та грань уважения к маленькой личности, которую держат педагоги десятилетки? В простых школах ведь совсем все иначе. И то, что дети здороваются, и что преподаватели знают каждого ребенка и никогда не пройдут просто мимо, не спросив, как у него дела. Откуда это все берется?
Матвей: Это традиция, которая выстраивалась десятилетиями. Здесь важно все. Важна и аккуратность, и дисциплина, и уважение друг к другу — все это часть внутренней культуры школы.
— Андрей, ты попал в эту школу уже в довольно осознанном возрасте. Как это было для тебя, как встраивался в этот мир?
Матвей: Когда я поступал, у меня были серьезные ожидания и надежды. Я очень трепетно относился к тому, что получил возможность здесь оказаться. И да, для меня это произошло очень поздно. Потому, наверное, я еще острее ценил то, что получил.
Летом Перед 9 классом я приехал сюда, сдал экзамены по специальности. Принимала комиссия, в которой в том числе сидела наша легенда Мира Исаевна Олле (Мира Исаевна работает в десятилетке с ее основания и еще год назад педагог заведовала фортепианным отделением школы). В этом году ей году ей исполняется 100 лет, представляете! И она до сих пор консультирует учеников. Это ведь всё мастодонты, титаны еще прошлой эпохи. В той комиссии сидел и на мой будущий профессор Сергей Григорьевич Белоглазов. У него я впоследствии и учился специальности.
Я поступал из 8-го класса обычной школы и из 7-го музыкальной в 9-й класс десятилетки. И меня приняли сразу в 9 класс. Хотя обычно в таких случаях ученик остается здесь на второй год. Это обычная практика. Программа простой музыкальной школы и десятилетки отличается высокими требованиями. Надо повторить предыдущий класс, чтобы догнать программу десятилетки. Но я успешно сдал экзамены и перескочил эту практику.
— Что должен уметь ученик десятилетки, чего не умеет обычный человек?
Матвей: Теоретическая база должна быть очень сильной. Например, сольфеджио — предмет которого боятся и не очень знают ученики ДМШ. А здесь без сольфеджио не комильфо. Это часть нашего джентельменского набора.
— Были мысли о том, что ты мог сюда поступить в более ранние классы и тогда ты получил бы более серьезную базу?
Матвей: Это риторический вопрос. Возможно, так было бы лучше. Но если так не произошло, значит и не должно было случиться.
— Но что бы ты получил в этом случае… или чего бы лишился?
Матвей: С одной стороны я мог условно потерять детство. Обычно у малышей в специальных школах совсем другое детство. Постоянно нужно заниматься. А значит на простые детские штуки почти не остается времени. Здесь очень тонкая грань счастливого детства, в стандартном понимании, и каких-то потерь. Поэтому, мне кажется, нам, тем кто приехал сюда учиться в более поздние классы, возможно, чуть больше повезло, чем тем, кто учился с самого начала. Но с другой стороны, мы не имели колоссальную нарощенную, встроенную уже в подкорку базу. Нам нужно было достраивать ее, догонять остальных.
Есть маленькие дети, которые выдерживают ритм и напряжение обучения в десятилетке, но их действительно не так много.
Часто поступление сюда — это чисто родительские амбиции. А вот в более поздних классах ребята уже имеют свою четкую цель. Поступают сюда ЗА-ЧЕМ-ТО! И эти люди дико мотивированы. Я точно был одним из них.
Мы двигаемся в сторону концертного зала, где вечером у ребят должен состояться концерт. Остановка четвертая. Здесь тишина. В «гараже» за сценой целое царство спящих инструментов.
Матвей: Наш инструмент пока спрятан. Он стоит в «гараже». Это здесь.
Парни открывают гараж. Выкатывают рояль Steiway.
Матвей: Была забавная история. Однажды в «гараже» закрыли альтиста. Инструменты вытащили. «Гараж» закрыли (он закрывается с внешней стороны, изнутри его открыть невозможно), а парень остался внутри. Музыканты расселись перед концертом. «Где альтист?». Но поскольку понимали, что уйти он никуда не мог, сообразили, куда делся. Открыли, выпустили. Он вышел, поклонился. Были овации.
— Просто прийти в зал и репетировать ученики могут?
— Нет, так нельзя. Только, когда оркестровая репетиция.
— Андрей, теперь расскажи ты о попадании в школу.
Андрей: Я ехал сюда все-таки совсем маленьким. Поступал в 6 класс. И еще не осознавал четко: что и зачем. Да и вообще осознанный возраст наступил лет в 16.
— Значит, все благодаря родителям?
Андрей: В том числе. Это было решение родителей и моего педагога из Нижнего Тагила, а я согласился с этим. Конечно, сейчас я благодарен родителям за то, что они сделали этот сложный выбор и отпустили меня из дома в 11 лет. А я тогда… я уезжал со слезами из дома. Но понимал, что надо, соглашался.
В Екатеринбург уже тогда перебралась учиться моя старшая сестра. Так что мне было к кому приехать и с кем жить.
Кстати, уже потом я немного завидовал тем, кто живет в общежитии. Это особый мир, особые отношения. Серьезная взаимовыручка: и голодным не оставят, и с занятиями помогут, и неповторимая музыкантская атмосфера: свои разговоры, свои музыкантские шутки.
— Расскажите еще немного про ваш учебный график.
Андрей: Утром — лекционные общеобразовательные предметы с музыкальными: русский, литература, сольфеджио, гармония. То есть лекционная часть обоих курсов перемешивается. А индивидуальные занятия, камерные занятия, специальность, концертмейстерские уроки — с 6 класса идут во второй половине дня.
Камерный ансамбль у нас появился с 8 класса. У всех инструментов есть свой ансамбль. У струнников, духовиков, народников — есть оркестр. И общий симфонический для всех старших с 9 класса. Но бывает маленьких талантливых ребят сажают в симфонический оркестр. Или младшие попадают в оркестр, если у них дефицитная специальность. Струнников тьма, «деревяшек» и духовиков — много, а, например, ударников мало. Так что, они получают бесценный опыт с раннего возраста. Ударники невероятно востребованы. У них и сольные номера очень выигрышные.
Кроме прочего, в школе есть Уральский симфонический юношеский оркестр, в феврале 2022 года получивший статус первого в России регионального филиала ВЮСО под управлением Юрия Башмета.
У пианистов еще есть концертмейстерский класс — здесь мы отрабатываем программу с певцами.
Ну а вообще, все расписано согласно учебному плану, как и в любой школе. Например, специальность — 2 часа в неделю. Струнный и симфонический оркестр — 6 часов. Ансамбль — 1 час.
Еще есть план индивидуальных занятий — мы должны сидеть за инструментом 3-4 часа в день. Кроме того, профессора всегда уделяю намт больше времени, чем положено, очень к этому расположены: и на уроках и вне расписания. Если впереди концерт или конкурс, педагог будет приходить и сидеть с тобой, сколько надо, не жалея своего времени.
— Какие отношения у педагогов и учеников между собой?
Матвей:— Эльвира Глебовна говорит, что у нас школа-семья. Это правда так. Отношения здесь особые, очень теплые. Даже в аналогичных специализированных школах (например, в Москве) нет такого. Мы варимся в этом семейном котле, учимся, делаем капустники наши удивительные — целая жизнь!
— В чем сложности учебы здесь?
Андрей: Во время учебы не задумываешься об этом, просто ставишь себе цель и все.
Но если нет желания, то все. Нужно уходить. В первую очередь должна быть мотивация, трудолюбие, понимание своего назначение и конечной цели.
— Какая она эта конечная цель?
Матвей:— Стать хорошим, востребованным музыкантом. Без конкретики. Потому что события и обстоятельства могут сложиться очень по-разному. Самое главное, что ты занимаешься музыкой. Для самурая важен путь! Делай то, что делаешь и будь, что будет. И если ты делаешь, то получаешь по заслугам. А если не делаешь, то «извините». Из недостатков, наверное, нехватка времени и сил. Помню, как не раз засыпал от усталости на уроках физики и литературы.
Нам важно учиться владеть собой, своими эмоциями, сохранять спокойствие, что бы не сорваться. Потому что нагрузка сумасшедшая. Сил уходит очень много.
Особенно большая нагрузка у оркестровых инструментов. Потому что в десятилетке, как нигде больше, серьезный акцент делается на ансамблевое и оркестровое музицирование. Что очень и очень полезно и актуально для жизни. Те ученики, которые проходят здесь оркестровую школу, совсем иначе, выигрышно выглядят на фоне других. Обычно везде готовят только солистов. Здесь же грамотно обучают быть и солистом и оркестрантом, уметь работать в музыкальном коллективе.
— На что еще не хватало времени в школе? Например, на спорт, на футбол?
Андрей: О! На футбол я всегда находил время. Это моя страсть и мое хобби. Я за болею за «Урал», так что старался не пропускать ни одного домашнего матча. И сам играл конечно — гоняли мяч с нашими же ребятами из класса.
Мне просто нужно было время и пространство, чтобы отвлечься от музыки, выпустить пар. Ведь у нас очень эмоционально и энерго затратная профессия.
— Какие еще увлечения у тех, у кого ни на что не хватает времени? Театры, выставки?
Матвей: — Ходили конечно и в театры и на выставки. Нам прививали любовь к прекрасному, потому что необходимо. Сейчас думаю: а ведь это мне что-то дало, как-то это все уложилось-сложилось и у меня есть определенный культурный уровень. Сейчас, когда я живу в Москве, хожу по этим бесконечным музеям и получаю от этого удовольствие. То есть, выпускаясь из десятилетки мы готовы понимать и впитывать то, что нам предлагают, потому что у нас есть база. Конечно, в школе мы сколько угодно могли отнекиваться, кричать: не хочу, не буду. Но сегодня это приносит такие плоды, которых ты и сам не ждешь.
Вся эта база, это процесс творения и «варения» легли в основу поведения, умения вести себя в обществе, даже навыка о чем-то просто говорить, поддерживать беседу.
— А на романтику времени в школе хватало?
Матвей: Конечно! Вообще для творческого человека романтика на пользу. Опыт для будущей жизни. И, самое главное — ведь о чем-то нужно играть музыку!
— В общем, не считая нагрузки, одни плюсы вашей непростой школьной дороги.
Матвей: Знаете, я думаю, что учиться нужно у педагога, а не ради того, чтобы куда-то поступить. Если у тебя есть педагог, наставник, это уже путь. В нашем случае, можно говорить о том, что в десятилетку стоит приходить ради всей школы, потому что концентрация прекрасных педагогов здесь невообразимая. Десятилетка действительно лучшее специальное музыкальное заведение в УрФО.