Большое интервью с солистом Свердловского театра музыкальной комедии, номинантом Национальной театральной премии «Золотая Маска»
Большое интервью с солистом Свердловского театра музыкальной комедии, номинантом Национальной театральной премии «Золотая Маска»
Павел Дралов - заслуженный артист России, солист Свердловского государственного академического театра музыкальной комедии, номинант Национальной театральной премии «Золотая Маска» (роль Генри Сандерса, мюзикл «Одолжите тенора»).
Ему странно говорить про себя хорошее, и он совсем не умеет себя хвалить.
Называет себя бытовым ретроградом.
Мечтает о невозможном. Чтобы на спектакль пришли легендарные Бродвейские актеры Джин Келли и Дональд О`Конер: «Мне было бы очень интересно, чтобы они посмотрели мои спектакли, а потом поговорить с ними. Узнать их мнение, услышать замечания».
Для него Любовь – это и ахиллесова пята, и его сила.
А теперь лично от меня. Я знаю Павла Дралова больше 20 лет. Называю его Паша, он позволяет. За это время он почти не изменился, может, немного седины добавилось. У него все такой же упругий быстрый шаг. Тяга к гротеску. Громкий голос. Все так же сочетает в себе баланс нордической сдержанности с резкой импульсивностью. К такому острому и даже графическому портрету хочется добавить мягких линий и полутонов. И они есть, но видят их только очень близкие, любимые люди.
Самое сильное впечатление детства у меня связано с театром. Когда я учился в 5 классе, мечтал создать свой кукольный театр, ставить свои спектакли. Мы с другом место даже подыскали – подвал нашего подъезда, но дальше дело не пошло, потому что в школе нас записали в театральный коллектив дворца пионеров. Я хорошо помню первую встречу, там я познакомился с куклами, узнал, как с ними можно работать, как они могут оживать, это было очень интересно. Потом эта студия стала драматической, и я втянулся в театральный процесс с головой. Сильные впечатления остались от встречи с выпускниками студии. Один из них – Сергей Паршин, сегодня он народный артист России, работает в Александринке. Он нас знакомил с песнями Высоцкого. Как же это было ярко, ново для меня.
Я вырос в среднестатистической советской семье. Мама – бухгалтер, а отец всю жизнь работал в шахте. Моя жизнь ничем не отличалась от жизни моих сверстников, ну разве, что одним – я ходил в эстонский садик, потому что жили мы в Кохтла-Ярве – это город на северо-востоке Эстонии. Я учился говорить, писать, читать на эстонском языке.
Если бы не стал актером, то стал бы врачом-нейрохирургом. Нравится в медицине ответственность. Мне кажется, когда от тебя зависит жизнь человека, это мобилизует. Наверное, заставляет работать и жить как-то по-особенному.
Самый главный профессиональный совет я получил очень рано и неожиданно. Я тогда учился в выпускном классе и собирался поступать в театральный. С драматической студией мы иногда приезжали в Ленинград в театры, в том числе и учебные. В одну из таких поездок наш педагог подвела меня к женщине невысокого роста и спросила: «Скажите, пожалуйста, как вы думаете, какого амплуа этот молодой человек? Чисто визуально?». Этой женщиной оказалась легендарный педагог сценической речи в Ленинградском театральном институте Странгила Шабитаевна Иртлач. Она так подняла голову и сказала: «Ну, конечно, комедийного». И все. Я присмотрелся к себе и решил, что она была права.
В Ленинградский театральный институт поступал вместе с Сергеем Пенкиным. Я поступил, а он нет. Конечно, он меня не помнит, а я его хорошо запомнил. Он выделялся своей аккуратностью. Среди всех абитуриентов мы с ним только и общались.
Для меня любая роль – большая загадка, ребус. И его нужно за небольшое время, пока идет постановка, постараться разгадать, интерпретировать по-своему, предложить, как актер, на этот ребус свой оригинальный ответ.
Петербург или Екатеринбург? Квартирный вопрос решил все за меня. У меня не было питерской прописки. Главный режиссер Ленинградской музкомедии, на тот момент – Владимир Воробьев – обещал попробовать сделать мне прописку. Когда не получилось, предложил другой вариант: «А ты женись на ленинградке!». А как женись на ленинградке, если у меня уже была почти жена. И мне тогда написал Кирилл Савельевич Стрежнев, главный режиссер Свердловской музкомедии, предложил квартиру, и после армии я приехал сюда. Кстати, я об этом ни разу не пожалел.
Сейчас оглядываюсь и вижу, что все правильно. Владимир Воробьёв проживет довольно немного и быстро уйдет из театра, потом Питерская музкомедия закроется на двенадцатилетнюю реконструкцию, временно переедет на край города, потеряв большую часть своего зрителя.
«Нет такого перевала, который нельзя преодолеть. Нужно только желание и мужество», – вспоминаю эту фразу Чингисхана, когда случаются трудности.
Если честно, то я немного боюсь старости. Хотя говорят, что старость прекрасна своими какими-то нюансами, ох, не знаю… Мне главное, чтобы в этой старости не уходил мышечный актив, чтобы не было дряхлости. Меня даже больше пугает не ментальная старость, а физическая немощность. Не люблю поэтому слово усталость. Слово материально. Сказал «устал», значит и будешь уставать, невольно вселяешь в себя ее, значит тем самым вселяешь возраст в себя.
Раздражают непрофессиональные вещи. Когда человек, порой, не разбираясь в каких-то вещах, пытается рассуждать, давать советы, оценивать, не понимая сути.
Я ретроград, боюсь бытовых перемен. Боюсь выйти из зоны комфорта в быту. Хожу несколько лет на свои работы (Консерватория, училище им. Чайковского и театр) все время одной и той же протоптанной дорогой. Не меняю свою траекторию. Люблю традиции. Мне так спокойнее.
В творчестве мне интересно выходить из зоны комфорта. Но в пределах разумного. Чтобы было оправдано, почему мы стоим сегодня на голове и поем, или зачем я вышел на сцену в балетной пачке и с брандспойтом. Все должно быть оправдано и органично. А главное, наполнено смыслом. Я за смысловую оригинальность. Мне интересно все то, что неизведанно, интересно работать с новыми режиссерами, открыть себя в новых жанрах. Творческий новый опыт меня не страшит, он меня манит. У меня есть хрустальная мечта поработать с хорошими режиссерами. Я хочу, чтобы вдруг приехал Римас Туминас и поставил какой-то спектакль, или Нина Чусова приехала с хорошим материалом. Или ожил бы Петр Наумович Фоменко.
Я счастливый человек, в своей жизни я ничего бы не менял. Мне все удалось в быту. И мне очень много было дано в театре интересных ролей, мне грех жаловаться. У меня нет сожалений из-за упущенного шанса, я все реализовал.
Было время, когда в 90-е денег в театре не платили, а кормить семью надо, я устроился дворником. Это решение мне далось не сложно, потому что была студенческая привычка. Например, когда учился в Ленинграде, то подрабатывал в мимансе в Мариинке и Михайловском театре. Дворник, конечно, не работа на сцене императорского театра, но… Меня это не очень смущало. В начале я работал в садиках дворником, потом и этого не стало хватать, и я устроился еще и в театр.
Мне сложно с соцсетями, я не понимаю эту зависимость. Они вырабатывают общую точку зрения. В этой системе теряется индивидуальность, мне так кажется. Но больше всего я ненавижу телефон, который тебя отвлекает, связывает, все время мешает. Мне очень понравилось на репетициях «Одолжите тенора». Молодой режиссер Антон Музыкантский сразу запретил телефоны. Это неуважение сидеть на репетиции в телефоне. Странное желание быть все время на связи! Хотя это очень удобно.
P.S. Очень люблю опросник Пруста. Не смогла удержаться, от искушения, чтобы не задать несколько вопросов Павлу Дралову.
Материал Марии Миловой, фотографии Кирилла Дедюхина для Культура-Урала.РФ.
смотрите такжевернуться к разделу