Более 800 произведений, 200 имен, десятки направлений и жанров, фотографии, ассамбляжи, инсталляции, интерактивные арт-объекты – кажется, что речь идет о современном проекте. Но нет. Эта выставка состоялась в 1987 году еще в советском Свердловске и стала отправной точкой для тех процессов, которые в девяностые и нулевые привели к расцвету актуального искусства в Екатеринбурге.
Это была первая экспериментальная художественная выставка. Она получила название по адресу места ее проведения – «Сурикова, 31». У нее не было темы или концепции. Главной идеей было показать все произведения, которые предложат художники, без отбора и ограничений.
«В обществе было душно. В среде художников накапливался протест. Хотелось дышать чуть полнее. Свободнее. С этой простенькой мыслью я пришел к Валере Дьяченко», – вспоминал спустя 20 лет живописец Виктор Гончаров.
Художник, дизайнер и поэт Валерий Дьяченко поддержал идею, чтобы у каждого желающего была возможность публично высказаться через свои произведения. Ответственность за согласование инициативы взял на себя начальник отдела культуры Свердловского горисполкома Виктор Олюнин:
«Художники [организаторы – прим. ред.] требовали “безжюрийную” и “бескомиссионную” выставку, т.е. практически – дать ход показу выставки без цензуры. Такого тогда, весной 1987 года, еще не было!!!», – написал он в воспоминаниях, опубликованных в журнале «Урал».
Вопреки ожиданиям, профессиональные авторы, не входившие в состав Союза художников, не проявили особого энтузиазма, хотя именно для них выставка задумывалась. Тем временем Дом культуры Ленинского района уже был определен как площадка, и организаторы Виктор Гончаров, Валерий Дьяченко, Николай Федореев, Евгений Арбенев и Лев Хабаров обязаны были его заполнить. Очередь из желающих представить свои работы выстроилась только после публикации объявления в газете. Итог – примерно 800 произведений и около 200 авторов. Принесли традиционные пейзажи, любительские рисунки, салонные картинки, откровенный китч и много всего того, что искусствовед Георгий Зайцев в репортаже киножурнала «Советский Урал» назвал «шлаком».
Выставка стартовала не сразу: на несколько дней затянулись согласования особенно радикальных произведений. И всё это время в городе о ней много говорили, так что в первый же день работы ко входу стояла очередь. По словам Виктора Олюнина, «к концу недели хвост очереди уже “торчал” за квартал от входа». За несколько месяцев экспозицию посетило около 50 тысяч человек.
Реконструировать экспозицию невозможно – не найти достаточного количества фотографий и документов. Некоторые работы, показанные на ней, стали ключевыми для уральского искусства, засветились на многих выставках и хранятся в крупных собраниях. Другие – незаслуженно забыты или просуществовали ровно столько же, сколько сама экспозиция. Мы выбрали девять произведений из знаменитой выставки, по которым можно составить о ней впечатление.
Николай Федореев (1943-1996). «День революции» (1986)
Ассамбляж (эта техника похожа на коллаж, но в отличие от него здесь художник задействует объемные детали и компонует их подобно картине) знакового уральского художника Николая Федореева изначально назывался «День». Однако для выставки, которую Виктор Олюнин сравнивал с революцией в культуре, Федореев решил сделать название более броским.
Работа предъявляла зрителю «советскую галактику». Ее планеты – заслуженный космонавт, газета «Правда», призрак «отца мирового пролетариата», виниловая пластинка с намеком на советскую эстраду – вращаются вокруг символа власти и контроля.
Игорь Шуров (р. 1952). «Беспокоит меня Гондурас» (1985 и 1990)
Ближайший товарищ и единомышленник Николая Федореева Игорь Шуров показал на выставке несколько остросоциальных картин, но именно эта работа запомнилась публике больше всего.
С 70-х годов Гондурас стал своеобразным советским мемом – наверняка, многие помнят эпизоды из фильмов «Афоня» или «Утро без отметок». По воспоминаниям самого Шурова, этот мотив первым пришел в голову, когда в селе Яр Тугулымского района ему встретился интересный персонаж. Старик, опечаленный завалившимся забором и коровой, которая никак не могла разродиться, был совершенно не готов включать телевизор и вникать в суть международных новостей. Смешав живую историю с советским юмором, художник создал яркий сатирический образ.
На выставке был показан этюд к картине, который Игорь Шуров наскоро сделал еще в деревне. Законченную же вещь художник написал пятью годами позже. А еще через тридцать лет картина стала эмблемой первого подкаста об уральском искусстве «Суровый холст».
Валерий Дьяченко (р. 1939). «Нерв» (1987)
Картина Валерия Дьяченко «Нерв» также передает атмосферу того времени. Густо заполненная, словно бы дребезжащая поверхность работы прочитывается одновременно и как метафора 80-х годов, и как аллегория болезненного творческого поиска, и даже как отголоски тревоги вокруг самой выставки. По словам искусствоведа Тамары Галеевой, именно Дьяченко стал главным идеологом «Сурикова, 31» и потратил очень много сил на то, чтобы выставка состоялась.
Владимир Жуков (р. 1941). «Портрет жены» (1982)
Если бы не название, в этой работе было бы сложно разглядеть портрет: куски металлической проволоки, собранные в пучок, лишь отдаленно напоминают женскую прическу.
Владимир Жуков называл свои эксперименты с металлом «металлопластикой». По его воспоминаниям, он обратился к необычному материалу после посещения мастерской скульптора Эрнста Неизвестного в 1975 году в Москве: «Все, что я задумывал создать в будущем, Эрнст уже сделал». В «Портрете жены» «металлическая» прическа отсылает к конкретной героине, но одновременно создает собирательный образ всех советских женщин.
Елена Гладышева (р. 1960). «Автопортрет» (1987)
Художница Елена Гладышева в то время занималась в творческой студии при Свердловской вечерней художественной школе, которой руководил один из организаторов выставки Лев Хабаров. Он-то и убедил своих подопечных поучаствовать в экспозиции.
«Тогда у нас было еще немного творческих работ, а автопортрет – это какое-никакое, а все-таки высказывание. Страшновато ведь было, как будто голый вышел!», – вспоминает сейчас художница. «Сурикова, 31» стала первой выставкой, на которой была показана эта картина: «Очень хотелось рисовать, но толком было пока не ясно что. После “прививки” Сурикова пошло живее!», – поясняет Елена Гладышева.
Лидия Чупрякова (р. 1959). «Я боюсь» (1987)
Лидия Чупрякова вспоминает, как волновалась перед выставкой: хотелось поучаствовать, но с чем? Сомнения были в собственных силах и даровании.
Выйти из положения решено было так: связать несколько чистых холстов между собой и подвесить их в зале. Как поясняет художница, для нее это был способ и участвовать, и не участвовать одновременно, как бы «присутствовать отсутствием». Название первой и единственной в творчестве Чупряковой инсталляции отражало эмоции автора – «Я боюсь».
Ни одной архивной фотографии этого произведения не сохранилось. Специально для публикации Елена Гладышева по памяти сделала его реконструкцию, и теперь мы можем отчетливо его себе представить.
Софья Павлова (р. 1975). «Портрет Малахина без красного берета» (1982)
В основном списке 43-страничного каталога выставки значились абсолютно все выставленные авторы – от членов Союза художников до самодеятельных мастеров и даже детей! Дочь художника Валерия Павлова Соня показала в экспозиции три работы, среди которых был портрет Евгения Малахина, позже прославившегося как Старик Б.У.Кашкин.
Портрет друга семьи Соня нарисовала в возрасте семи лет, тонко уловив эксцентричность героя. К слову, это был не единственный портрет Малахина, созданный Соней. Она не только рисовала его, но и писала про него уморительные рассказы на подаренной им же печатной машинке «Ундервуд».
Какий Акакиевич Кашкин (Евгений Малахин, 1938–2005).
«Произведение автора и его книги» (1976)
Фото Алексея Гордиенко
Евгений Малахин тоже участвовал в выставке. Он представил фотографии «варенки», антиалкогольные плакаты и другие вещи, но безусловным «хитом» стал его интерактивный объект «Произведение автора и его книги».
Уже тогда Евгений Малахин, прикрываясь одним из первых своих псевдонимов, стремился вовлекать зрителя в творческий процесс и делать его соавтором произведения.
«Работа К.А.Кашкина состояла не только из конструкции с крутилкой и текстов, но и из самого вращения, которое немыслимо без человека вращающего, который немыслим без создавшего его того, кого не видно, но кто есть только потому, что человек вращает крутилку», – замысловато, но очень точно передал суть малахинского объекта Виктор Филимонов в статье для журнала «Урал» через 20 лет после выставки.
Евгений Арбенев (р. 1942). «Образцы непринимаемой посуды» (1987)
Евгений Арбенев – художник, дизайнер, участник первой в Свердловске группы художников-концептуалистов «Уктусская школа».
Помимо своих графических листов, Арбенев представил интерактивную инсталляцию, созданную на принципах реди-мейда, то есть с использованием готовых бытовых объектов. Стеклянные банки можно было забирать на память, об этом гласила написанная рукой художника инструкция на бумажном листе под банками. Однако зрители взаимодействовали с инсталляцией и по-своему:
«На выставке кто-то бросил в одну из моих банок несколько медных монет», – записал художник в своем дневнике в день открытия экспозиции.
Название объекта отсылает к массовой практике сдачи пустой стеклянной тары жителями СССР в 1970-е и 1980-е годы. Бутылки и банки считались тогда возвратными, взятыми под залог, стоимость которого включалась в стоимость напитка или продукта. Однако те разнокалиберные банки, которые использовал художник, были импортными и не принимались. Этих «изгоев» из-под болгарских овощных ассорти и лечо художник предлагал принять зрителям.
Инсталляцию Евгения Арбенева можно назвать своеобразной метафорой того явления, которое благодаря «Сурикова, 31» вышло на поверхность – «образцы непринимаего искусства» получили шанс стать принятыми.
Автор выражает глубокую признательность за помощь в подготовке материала художникам Игорю Шурову, Елене Гладышевой, Лидии Чупряковой, Валерию Павлову и Евгению Арбеневу, а также искусствоведам Тамаре Галеевой и Татьяне Жумати.