Как Николай Голышев привозил картошку в общежитие, как Наталья Юфа водила учеников на кинофестивали, как ставил двойки Анатолий Праудин и как студенты консерватории шутили над Аркадием Захаровым – о легендарных педагогах рассказывают их ученики.
Светлана Кадочникова,
солистка Свердловского театра музыкальной комедии
Мой Учитель – народный артист России, профессор Николай Николаевич Голышев. Он преподавал в Уральской консерватории, до этого был солистом Свердловского театра оперы и балета. Это человек с огромным (и это очень скромно сказано) чувством юмора. Если ему хотелось на нас как-то повлиять, он мог так пошутить, что мало нам не казалось. Вроде бы не ругался, а все всё понимали. Следил за нашей профессиональной работой, и если в театре давали какую-то партию еще не по силам, особенно парням, то звонил дирижерам, директорам, режиссерам, говорил: это мой ученик, давайте повременим с этой партией, ему еще рано.
Он был для нас как отец, пример для подражания во всем, не только как педагог и артист, но и как человек. Будучи народным артистом, заведующим кафедрой сольного пения, при всех регалиях он никогда не противопоставлял себя студентам, общался на равных, никогда не возносился. Был внимательным и чутким – не важно, где ты, в какой точке мира, он перезванивал, интересовался делами. Его жена, народная артистка СССР, артистка балета Нина Ивановна Меновщикова готовила разные вкусности и угощала всех студентов. Он умел дать деньги, с шуточками, чтобы не обидеть, – иди пообедай. В общежитие закидывал нам мешок картошки на всех, лук, огурцы с помидорами. Мы всегда у него были подкормленные.
Александр Сысоев,
главный режиссер Серовского театра драмы им. А.П. Чехова
Мне до этого момента в жизни встретились три человека, которые оказали на меня сильное влияние, своим личным примером, делами и словом они поддерживали и продолжают поддерживать меня: Вячеслав Владимирович Белоусов, Николай Владимирович Коляда и Анатолий Аркадьевич Праудин. Они совершенно не похожи друг на друга, но их объединяет одно – театр для них не работа, а жизнь.
Вячеслав Белоусов не боится экспериментов, очень любит своих студентов, вкладывает в них душу. Он был первым, кто познакомил меня с театром, с профессией, с этикой. Он научил меня тому, что в театре есть те, кто своим потом и кровью заслужили свое место, свой статус, и это нужно уважать. А с другой стороны, он привил мне понимание того, что театр – это семья, что дело это коллективное, и в этой семье все важны и нужны. Мудрость Белоусова во многих учебных, конфликтных ситуациях показывала нам студентам, как он нас любит. Его фраза: «Знаете, сколько Сысоев из меня крови выпил?!», – правда! У меня тяжелый характер, я мог делать людям незаслуженно больно, а он относился ко мне как к глупому ребенку, с пониманием и терпением. Почему? Это нужно спрашивать у него.
После учебы у Белоусова я попал в театр к Николаю Коляде. Я очень благодарен ему за то, что стал частью на тот момент нового театра, создаваемого буквально из ничего. Это был бесценный опыт: я своими глазами видел, как это тяжело и важно. Он всегда говорит мне: «Не верь, не бойся, не проси. Будь готов к предательству. Делай свое дело, иди в неизвестное, замахивайся на неимоверное. И помни, что тебе никто ничего не должен. Иди своей дорогой». И он же заразил меня неизлечимой театральной болезнью, которая дает мне силы репетировать по ночам, работать без выходных, пробовать и делать новое. Я был артистом, а он поддержал меня в моем желании самому делать спектакли. Моя постановка «Долорес Клейборн» была первой для меня и первой неколядовской постановкой на сцене его театра. Я поверил в себя и продолжил свои режиссерские опыты, которые и привели меня к той точке, в которой я сейчас нахожусь. А «Долорес» и сейчас можно увидеть в Коляда-театре.
Анатолий Аркадьевич Праудин научил меня тому, что дело в мелочах. В режиссуре важна каждая деталь, не нужно торопиться, надо быть очень внимательным. В первый год обучения у нас был разбор пьесы «Иванов». Это было домашнее задание: сделать подробный анализ чеховской истории и доказать свою позицию. Я сделал. И получил двойку. Ситуация с двойками за два года учебы повторялась неоднократно. Но в процессе обучения у меня постепенно все вставало на свои места, приходило понимание профессии режиссера (про это трудно говорить словами, в репетиции виднее и понятней). Я благодарен Анатолию Аркадьевичу за то, что он принял предложение нашего театра и поставил в Серове спектакль «Дядя Ваня». Для театра, для города это безусловное событие! Надеюсь, и для всей Свердловской области – тоже.
Я благодарен каждому из них. Пусть будут здоровы. Говорить своим учителям «спасибо» мы должны сейчас. Мне так кажется.
Михаил Уляшкин,
профессор Уральской государственной консерватории им. М.П. Мусоргского
В профессиональный музыкальный мир я попал благодаря Тамаре Ильиничне Вольской. Я услышал ее на концерте в Ирбите, еще когда учился в музыкальной школе – это было что-то необыкновенное. Больше всего запомнилось, как она играла Моцарта «Рондо в турецком стиле», я был потрясен. В тот момент я принял решение поехать в Свердловск учиться на домре. Это великий педагог, многие ее ученики уже сами преподают. Всегда опекала, контролировала, подталкивала к действиям, во всех концертных программах была таким путеводителем. Когда мы вместе работали в консерватории, она сподвигла к написанию работы «Школа мастерства домриста» – вместе с Тамарой Ильиничной мы выпустили это учебное пособие.
В консерватории мы учились у Аркадия Дмитриевича Захарова, он был основателем ансамбля «Аюшка», сделал массу инструментовок, под его руководством мы записали первый диск-гигант на всесоюзном радио. И когда потом создали квартет «Урал», которым я руковожу уже 31 год, все захаровские традиции по инструментовке, по манере работать с текстом очень пригодились.
В консерватории мы делали капустники, каждому педагогу задавали вопрос, записывали ответ на магнитофон, а потом вопрос заменяли. Аркадий Дмитриевич был большой автолюбитель, лелеял свою «Жигули». Мы его спросили: «Сколько у вас бензина входит в бак «шестерки»? Он отвечает: «Вообще-то, по паспорту 39, но у меня входит 40». Вопрос мы переделали, потом на капустнике включили запись: «Знаем, что вы любитель пива, сколько вы можете выпить пива за день?»
Он был очень веселый, радужный, любил юмор. А что до музыки – требовательный, скрупулезный, щепетильный в отделке произведений. И это естественно, по-музыкантски, мы брали с него пример, хотели сделать как можно лучше. Вот Тамара Ильинична – та была требовательная, говорила: не готов, так нечего на урок ходить, не трать мое время. Вообще, у наших педагогов было нормальное здоровое чувство юмора. Когда мы учились, им было немного за 30, они были неунывающими, в футбол играли, на лыжах ходили.
Ирина Винкевич,
заведующая отделением «Теория музыки» Свердловского музыкального училища им. П.И. Чайковского
С 6 лет я училась в школе-десятилетке при Уральской консерватории и помню всех своих учителей. В третьем классе нас подхватила Галина Ивановна Коргуль. Это человек старой закалки, мне казалось, что она знает все. У нее было потрясающее чувство юмора и такта, она была властная, жестковатая и, вместе с тем, удивительно справедливая. Однажды уже в классе моей дочери, который оказался ее последним выпуском, один из учеников на 9 мая вылепил из пластилина и подарил ей «Могилку неизвестного солдата». Внимательно осмотрев «подарок», она произнесла всего одну фразу: «Не дождетесь!». Для меня ее образ оказался очень важен для формирования своих принципов.
Второе значимое для меня имя – это Лидия Ивановна Жарникова, литератор от Бога, она была «дана нам» в сложный период становления и внутреннего взросления. Лидия Ивановна великолепно знала свой предмет, очень увлеченно рассказывала, она привила вкус к хорошему художественному слову. В конце 1970-х годов ее пригласили работать в Польшу, но мы продолжили наше общение … в письмах! Ее «польские послания» – они потрясающие, она не забывала нас, считала необходимым отвечать на каждое письмецо, мудрыми советами помогала решать и личные проблемы, и вопросы, на которые я искала ответы, преодолевать мои тревоги и волнения.
К Наталье Георгиевне Юфа я попала в класс специальности, а это было фортепиано, лишь в седьмом классе. Наталья Георгиевна – человек разносторонних интересов, до сих пор для меня эталон музыкальности, для нее музыка всегда была каким-то удивительным средством, языком общения. Она великолепно играла, показывала на уроках, все её ученики, нередко вместе с ней, выступали в концертах. Она стремилась к всесторонне художественному воспитанию, поскольку сама дружила с киношниками и художниками, водила нас на премьерные показы и фестивали, на выставки ее близких друзей – Геннадия Мосина, Миши Брусиловского, Виталия Воловича. У меня до сих пор хранятся раритетные буклетики с выставок, которые проходили еще в старом Доме художника. Для меня Наталья Георгиевна – это своеобразный камертон, потому что это не только особые звук, прикосновение к инструменту, любовь к Баху и Моцарту, но главное – это состояние души, трепетное, вибрирующее…
Антон Шабуров,
художественный руководитель и главный дирижер Ростовского симфонического оркестра
У меня два человека, которых я всегда выделяю. Первый – мой профессор по дирижированию Вячеслав Леонидович Карташов, у которого мне посчастливилось учиться со второго курса Свердловского музыкального училища. Он ученик легендарного Марка Израилевича Павермана, в свое время дирижер Свердловского оперного театра. Блестящий педагог, очень вдумчивый, въедливый в хорошем смысле, настойчивый, очень систематизированный.
Второй дирижер, который на меня повлиял – Леонид Павлович Шкарупа. Он никогда формально не был моим педагогом, но я восемь лет работал в оркестре под его руководством, где прошел путь от простого музыканта до второго дирижера. Это колоссальный человеческий и музыкантский опыт. Леонид Павлович, возможно сам того не осознавая, стал для меня ориентиром в профессии как в плане творчества, так и в плане особого служения и самоотверженности. Как и все подлинно талантливые люди, он – очень непростой человек, так что доставалось от него, конечно, крепко. Но, как говорится, тем крепче закаляется характер.
Конечно, когда нам было по 20-25 лет, мы не понимали, что Леонид Павлович – это огромная эпоха и безусловная легенда. Он был образцом беззаветного служения своему делу и требовал такой же беззаветности от всех окружающих. Благодаря ему я впитал какие-то базовые принципы подготовки и работы дирижера, когда ты должен быть готов на 300% еще до первой репетиции, до первого выхода за пульт. И всегда, уходя после репетиции, должно быть ощущение, что лучше сегодня ты уже не мог. Какое-то особое ощущение «музыкантской добросовестности», максимальное желание добиться наилучшего результата, настоящее апостольское «самосожжение» за пультом – вот эти качества я постарался перенять от Леонида Павловича. И это была для меня колоссальная школа не только дирижера как музыканта, но и дирижера как личности.