Детство во многом определяет судьбу человека. Но есть люди, у которых детство определяет судьбу мирового искусства. Один из таких людей — наш земляк, с нашим уральским характером. Расскажем о свердловском детстве Эрнста Неизвестного.
Пролетарские дворы Свердловска 20-30-х годов — совсем не дружелюбное место для мальчика из интеллигентной семьи. Город ещё не оправился после Гражданской войны. Свердловск только привыкает к своему новому имени. Он бесконечно строится и перестраивается. Об уюте говорить не приходится — бытовые условия большинства горожан аховые. Расцвела детская беспризорность. Трудно, всем очень трудно, но свердловчане чувствуют — мир меняется, ничего прежнего больше не будет.
Невысокому еврейскому пареньку с выдающимися творческими способностями нужно было учиться выживать среди сверстников. Эрик Неизвестный (позже он поменяет имя на Эрнст) детство провёл в самом центре Свердловска — это был мир контрастов: уютный дом на улице Чернышевского, где (о, чудо!) был живой уголок с аксолотлями, а за забором — суровая улица, где торжествовало право сильного.
На улице Эрик много дрался, дрался с упоением. Даже в конце жизни, после тяжелых операций, почти лишившийся зрения, он на камеру с гордостью признавался: «Я до сих пор вспоминаю драки с удовольствием. Я не стесняюсь этого. Я не кровожадный, но врезать в поганое рыло очень охота». В этом интервью камера, казалось бы, очень невыгодно направлена на девяностолетнего Неизвестного сверху вниз, что должно усиливать его старость и немощь. Но на самом деле нет: когда скульптор вспоминает детские драки, у него совсем не по-стариковски блестят глаза, и вовсе нет ощущения, что он говорит это зрителю снизу-вверх. Этот навык из детства. Даже если ты самый маленький среди сверстников, это не значит, что они могут смотреть на тебя свысока. Никто и никогда не имеет права смотреть на тебя свысока.
Дома все иначе. Семья удивительная и талантливая. Отец — уважаемый в Свердловске доктор-оториноларинголог Иосиф Неизвестный, бывший белый офицер. Скорее всего, его профессия неоднократно спасала его и семью — врачи всегда на вес золота, а детские так особенно. Внешне доктор Неизвестный на пролетария не походил и близко: одевался в костюм, носил галстук, всегда ел вилкой и ножом. А мама так вообще невероятная женщина. Белла Дижур — поэтесса и биолог. Окончила химико-биологический факультет Ленинградского педагогического института. Была ученицей самого академика Вернадского (фактически создателя целой науки — биогеохимии). Жизнь связала Беллу не только с гением науки, был в ее биографии и гений поэзии: одна из глав ее студенческих воспоминаний скромно называется «Мой друг Коля Заболоцкий».
Такие потрясающие родители воспитывали Эрика. Казалось бы, мальчик должен был увлечься биологией или медициной (ему нравились эксперименты мамы с животными, он иногда даже ассистировал ей дома), но страстью его стало искусство. Особенное искусство, которое как ни странно, во многом было определено детскими драками.
Школа №16, в которой учился Эрик, была, наверное, одной из самых красивых в Свердловске (сейчас это перестроенное здание Уралгипротранса по адресу ул. Свердлова 11А). Новая, похожая на дворец с колоннами в три этажа. Есть в этом здании много символичного и для судьбы Неизвестного, и для судьбы города. До школы здесь находилась Лузинская церковь, всем своим внешним видом принадлежавшая к старому миру: замысловатый фасад, сложный декор. Конечно, она была обречена. В начале тридцатых церковь разобрали, а ее кирпичи использовали, чтобы построить новенькую школу в противоположном стиле. Так в те годы создавалась не только новая архитектура. Почти все прежнее искусство сравнивалось с землей, а из этого материала сооружалось, лепилось, слагалось что-то новое, перпендикулярное старому. Похоже, этот принцип перенял и сам Неизвестный.
Пока строилась его будущая школа, Неизвестный учился дома лепить. Первый материал гения — хлебный мякиш. Хлебные человечки и кентавры маленького Эрика спустя десятилетия вырастут в бронзовых гигантов Эрнста Неизвестного.
В новую красивую школу на улице Свердлова Эрику приходилось добираться через весь центр города из квартала частных деревянных домов. Путь очевидно небезопасный — жестокие стычки для парней были обыденностью. Если проводить аналогию со ставшим сейчас популярным сериалом, детство Эрика можно было бы назвать «Слово пацана. Кровь на брусчатке» (не на асфальте — асфальтированных улиц Свердловске 30-х было очень мало).
Но эта дорога была и весьма символичной. Каждый день Эрик выходил из старого уютного мира интеллигентных родителей, мира маленьких приземистых домишек, и через опасности пути, со сжатыми кулаками и перочинным ножичком в кармане доходил до мира нового — помпезного дворца пролетарской школы. Для ребенка это похоже на путь какого-нибудь греческого героя, смело преодолевающего препятствия на пути к чему-то важному. Взрослый и знаменитый Эрнст Неизвестный говорил: «Я лично считаю себя подданным эпоса». Очень может быть, что такая любовь и преданность эпосу неосознанно возникла еще тогда в далекие тридцатые. Как и сжатые бронзовые кулаки его героев.
1939 год для мальчика стал значимым. С одной стороны, он почувствовал в себе силу художника — Неизвестный впервые принял участие во Всесоюзном конкурсе детского творчества, и победил. Это открыло ему двери средней художественной школы при Академии искусств в Ленинграде, куда он поступил на полное государственное обеспечение. С другой стороны, осенью этого же года Эрнст был вызван на допрос по чудовищному делу об убийстве детей, в котором обвиняемым был его школьный друг Владимир Винничевский (он был на два года старше Эрика). На следующий год, когда Эрик уже будет начинать свою новую жизнь один в Ленинграде, а его бывшего друга расстреляют.
Своим свердловским детством Эрнст Неизвестный гордился. Оно сделало из него сильного мужчину, способного совладать не только с тоннами бронзы и бетона и превратить их в мощнейшие скульптуры, но и не боящегося дерзко отвечать первому секретарю ЦК КПСС Хрущёву, когда тот размазывал молодых художников на выставке в Манеже. Только Неизвестному хватило тогда храбрости. Разве не это называется уральским характером? (Владимир Познер говорил о Неизвестном: «Он был всегда прямо как танк», и показывая Эрнста поднимал сжатые в кулаки руки). Этот уральский характер изменил историю мирового пластического искусства.