Глеб Северин: об игре отцов и детей, музейных перипетиях, чувствах и подсознании

Его можно увидеть за барабанной установкой или перкуссией на выступлениях группы «Чайф». С ним можно встретиться в «Музее Андеграунда», где он курирует рок-зал. К нему можно обратиться, если вам нужны самые правильные барабанные палочки в Екатеринбурге. Человек рисковый и увлекающийся говорит о музыке, неожиданных поворотах своей судьбы и важности семьи:

Глеб Северин – перкуссионист, куратор зала «Рок-андеграунд» Музея Андеграунда, 
основатель компании SEVERIN, занимающейся производством барабанных палочек 
из российских пород деревьев. 

Был период, когда отец сломал ногу (несколько лет назад, после пандемии). И я почти год ездил с «Чайф» на гастроли за него. Я с ними играл и до этого (скорее даже подыгрывал – перкуссия, что-то такое…), а здесь прямо нужно было его заменить. Барабанщик в рок-коллективе – это стержень некий, он всех объединяет (даже не барабанщик, а вообще ритм-секция). Конечно, меня волнение подзажимало. Особенно когда мне сообщили, что я буду на замене и нужно учить материал на два с лишним часа. Сначала были короткие выступления, а потом, когда выяснилось, что перелом у отца серьезный, мне пришлось выучить всю программу тура. И первый же концерт был в родном городе… Пришли все! Папа с гипсом за кулисами (стульчик себе поставил, сел)... Волнительно было. Это и крутое ощущение, и одновременно волнение – комплекс чувств. Папа потом сказал: «Хорошо. Справился. Молодец. Есть, на кого довериться».

У меня же нет музыкальной школы. Я учился сам. По образованию я вообще программист. Думаю, что в детстве насмотрелся на репетиции, а потом такой… «тоже пойду на барабан». Ну и, наверное, что-то доказать – это игра отцов-детей.

Да и не сразу я барабанщиком был, сначала – звукорежиссёром. Слава Двинин, бас-гитарист группы «Чайф», взял меня на студию подмастерьем, мне тогда было лет 17-18. Начинал там, потом на разных площадках был звукорежиссером, даже несколько раз работал с «Сансарой». А позже меня познакомили с Олегом Давлетханом. Было такое «Давлет Хан Шоу». И за 12 лет я с этим шоу барабанов всю Россию объездил. Сначала тоже был звукорежиссером, а потом Олег заметил, что я всё время на коленках что-то отстукиваю. Говорит: «Давай попробуем».

Предрасположенность к музыке, наверное, всё-таки у меня была. А дальше нужна дисциплина. Потому что любой музыкальный инструмент – это, мы так называем, попа-часы. Ты сидишь и нудные однообразные упражнения делаешь каждый день. Поначалу это долго. Но мышцы должны встать в тонус, механика должна отложиться, все нейронные связи по выполнению этих паттернов. А дальше это уже рост. Но музыканту нужно заниматься каждый день. Если он в практике, если он играет, он должен заниматься каждый день. Это уже проверено и не может быть по-другому у профессионального музыканта. Тяжело было поначалу, но энтузиазм держал. Дальше мне не хватает дисциплины. И сейчас я владею инструментом на каком-то определенном уровне, но вот понимаю, что уже, наверное, в какой-то экстра-класс я не выйду. Надо было раньше заниматься. А тем более, если ты уже по гастролям ездишь, если что-то у тебя получается, есть соблазн остановиться на каком-то уровне. А толчков, мудрости пока не хватает, чтобы расти дальше. Вот.

Надо разделять жанры: есть шоу-барабанщики, есть классические барабанщики, есть рок. Ну, условно говоря, это как в баскетболе. Есть люди, которые занимаются таким узким направлением, как фристайл с мячом. И вот они показывают шоу: различные элементы, «акробатику» с мячом. Но они не классные баскетболисты. Если поставить их в команду, они не так классно сыграют, как профессиональные баскетболисты. У барабанщиков так же. Вот есть те, кто снимают ролики для интернета. Вот они там какие-то шоу, фишки делают – классно! Но это шоу, оно не имеет отношения к музыке. А когда ты это видишь, думаешь: «О, Господи, мне можно все заканчивать, убирать палочки». Такие провалы случаются, но здесь необходимо смирение: ты для чего-то есть и твой путь он найдется. Когда смотришь лучшее, да, завидуешь. Можно же белой завистью завидовать, то есть говорить: «Классно! Я завидую». Почему? Потому что так же хочу, да.

Я фанатею от фанк-музыки. Я фанатею от джаз-музыки. Когда я слушаю «Земля, ветер, огонь»… – восхитительный коллектив, особенно их концертные записи. Как они слажены, как коллектив. Также я фанатею от Red Hot Chili Peppers, от их барабанщика, и от басиста, и гитариста…– они на самом деле музыканты великолепные (даже когда у них солисты со сцены ненадолго уходят, так они держат своей музыкой стадион втроём). Есть группы, где убери солиста, и как бы группа развалится. А здесь вот нет. Их можно слушать просто даже троих. Очень крутые ребята.

Есть такой американский барабанщик Боди Рич. Какое-то время я его не понимал. Но я тогда не понимал джаз. Ощущение от звука, что прям вот горох-горох-горох там летит-летит, и ты даже не понимаешь. Ну, горох. Горох сделан. Но когда понимаешь, насколько это тяжело делать (так качественно этот горох), тогда начинаешь по-другому смотреть. Самое интересное – находить где-то рядом неизвестных людей, которые тоже безумно талантливы. У меня есть знакомый дядечка в Уфе, он учился по классу барабанов. Сейчас он директор завода. То ли химикатами, то ли очистными сооружениями занимается. В общем, там у него в подчинении человек 500, а он заядлый барабанщик. Он сам делает, восстанавливает барабаны. Я к нему обращался за консультацией как раз по своим рабочим делам. Ну и играет он восхитительно. При том, что уже одна рука не очень работает, но все равно чувствуется высокий класс игры. И это вот меня очень вдохновляет.

Как-то Павел Владимирович Неганов в «Музей Андеграунда» позвал Шахрина Владимира Владимировича и высказал просто ему идею, что он хочет в музей добавить музыку. Шахрин сказал, что вот у нас есть человек, порекомендовал меня. А я же много чем уже занимался: и клипы снимал, и музыкальные концерты, и сам музыкант. У меня, видимо, какая-то предрасположенность к продюсированию и выстраиванию систем. Идея мне очень понравилась. Когда мы познакомились, я прошелся по музею, вижу: человек выплескивает свои чувства, свою какую-то радость детскую вот таким способом. Меня это восхитило. Когда мы договаривались, я понимал, что мы 100% доведем дело до конца, что всё будет сделано с заботой, с вовлеченностью полной. И такую уверенность тоже дало.

Меня вывело куда-то в самостоятельность тоже такую. Если бы мне раньше сказали: «Глеб, ты сделаешь музей», я бы сказал: «С чего вдруг? Откуда?» Это был вызов такой. Когда мне предложили создать зал рока, я подумал: «Ну, ладно. Погнали – там посмотрим. Разберемся». Есть у меня такая авантюрная черта характера получается? Да… есть-есть. Где страшно, там и интересно. Если понимаешь, что этот страх откуда-то издалека (из прошлого) и вот тебе поэтому страшно. Но, если страшно, значит интересно и, значит, ты, если преодолеешь, вырастешь. Как с музеем сейчас. Рост личный идет. Во многом из-за коммуникации. Сколько у нас историй переплеталось. Один другому говорил: «да нет, это не так было…», потому что все участвующие, чьи вещи выставлены, они же разные истории ещё рассказывают.

В 2026 году уральскому рок-клубу исполнится 40 лет – это уже такая хорошая, большая жизнь. Что-то уже забывается, что-то обрастает легендами и это важно, но у нас была задача все-таки ещё и быт показать, чтобы человек пришел и примерно почувствовал, каково было там тогда.
Если в философию уходить, мне показалось, опять же, моё личное мнение, что как-то тогда люди были вдохновлены будущим. То есть, они как-то очень четко видели, куда они идут. Я думаю, что был дух вдохновения, ощущение, что человек очень много может. Да.

Мне интересно было всегда что-то руками делать. Я вот отцу на юбилей сделал рабочий барабан. Выточил сам из дерева. А мечта у меня – фабрику построить по производству барабанных палочек. Работа для меня сейчас – это производство барабанных палочек, это дикая операционка, колоссальный объём работы, колоссальный объём расчётов. В любой точке мира построить производство – это очень тяжёлое дело.

Жизни надо доверять. Иногда тяжело, но нужно доверять, потому что ты не можешь знать будущее. Это смирение с тем, что где-то ты ничего не можешь сделать. Это сложное чувство. Опять же это на словах я говорю, а по факту может быть все другое. Чувства могут сильно давить, возвращая нас к тому, что надо не конкретно больше себя изучать, но как-то с чувствами работать, с собой разговаривать как-то эффективно, уметь подбадривать, чтобы держаться всегда в некоем балансе. Моя жена Ирина мне очень помогает. Она меня в принципе с психологией познакомила, когда начала учиться. Показала, что такое арт-терапия. Копаться в мозгах прикольно, мне нравится. Как там у нас сознание строится? От каких моментов? Есть же исследования, что мы даже этих моментов не помним: они случаются до трёх лет, а у тебя хранится, в твоей нейросети, на подсознании. И когда говорят про подсознание, это вот что-то оттуда, то есть те связи, которые у тебя построились тогда от каких-то событий.

Уметь распределяться между профессией и хобби – это, наверное, уже взрослость. Есть у тебя дело, которое тебе приносит ресурс материальный и даёт тебе определённую свободу. Есть то, которое приносит ну просто вот кайф и радость (ты заряжаешься). Где-то тратишь энергию, где-то заряжаешься. И у меня есть семья. Это, мне кажется, очень хорошая картинка взрослого, состоявшегося, счастливого человека.

Монолог записала Мария Зырянова. фото: ателье фотопортрета UU
Размер шрифтаААА
Цвет сайта
Изображениявклвыкл